Романтичная и вместе с этим трагичная история любви гетмана Украины Ивана Мазепы и Матрёны (Мотри) Кочубей (в поэме А.С. Пушкина «Полтава» она выведена под именованием Мария) была воспета многими писателями, поэтами и композиторами. Этот роман сделал имя Мазепы обширно известным далековато за пределами Украины и Росии. История любви юный панны и известного гетмана идет на подмостках самых именитых театров мира. Но спецам понятно, что настоящая история их отношений гораздо превосходит писательскую фантазию.
Была осень 1704 года, шла Северная война. Гетман Иван Мазепа возвратился из еще одного похода в свою резиденцию в Батурине. Компания прошла успешно. Мазепа по приказу Петра арестовал собственного давнешнего конкурента Палия, предводителя правобережного казачества. Хотя это было изготовлено под видом выполнения требований Августа II, союзника Петра, однако на самом деле под контроль гетмана сейчас перебежала большая часть Правобережья, которую никто возвращать полякам не торопился.
Это был большой фуррор для Гетманщины, которая после длительных десятилетий Руины снова обрела границы времен Богдана Хмельницкого. Мазепе к тому времени исполнилось 65 лет. Казацкая старшина встречала гетмана с экстазом. И сам он, как умный политик и зрелый человек, не имел возможность не обдумывать величие происходивших событий.
В Батурине Мазепа в большинстве случаев жил не в собственной официальной резиденции, «дворце», размещавшемся в замке города, а в имении Гончарихе, в 2-ух километрах южнее города. Имение было широким. Гетман строил его с привлечением итальянских архитекторов. Большой каменный 3-этажный дворец в стиле западного барокко позволял принимать всю старшину. Конкретно там располагалась библиотека Мазепы и коллекция западноевропейской живописи. Также были построены древесная церковь, деревянные стенки с бастионами и земельные укрепления со рвом, ограждавшие местность «собственного сада» практически в 9 га, разбитого по приказу Мазепы. А далее имение переходило в широкий парк с дубравой, простиравшийся еще на 40 гектаров.
Соседом Мазепы был Василий Кочубей — обеспеченный и влиятельный казак, сначала генеральный писарь, а потом генеральный арбитр. Ему досталось бывшее здание генерального суда, которое Кочубей преобразовал в свою резиденцию и поселился там совместно со собственной семьей (у А.С. Пушкина они жили в Полтаве). От обители начинался парк Кочубея в 130 десятин. Дубовая аллея вела прямо от обители в глубину парка, туда, где он соединялся с парком Мазепы.
Осенью 1704 г. Мазепа не раз бывал в доме собственного кума и соседа. Дела их, на вид самые гостеприимные и дружеские, по сути были далековато не ординарными. Оба они в свое время служили на Правобережье, у гетмана Петра Дорошенко. В 1676 г. Мазепа попал в плен и был силой доставлен на Левобережье, а Кочубей, напротив, добровольно покинул Дорошенко. В 1687 г. Кочубей, прошлый уже тогда генеральным писарем, выступил зачинателем доноса на гетмана И. Самойловича, рассчитывая на гетманскую булаву. Его надежды не оправдались: В. В. Голицын рекомендовал старшине выбрать И. Мазепу. Невзирая на щедрые пожалования, которые Мазепа получил для Кочубея в Москве, генеральный писарь затаил злость.
Существенно позднее, в 1708 году, когда шло «дело Кочубея», Мазепа писал А.Д. Меншикову:
«Кочубей извечный мой есть неприятель, который от начала моего канительного гетманства всегда был мне неприятный и различные подо мною рвы копал, советуясь непрестанно с враждебниками моими, которые другие уже издавна, а другие в недавнешнем времене поумирали и пропали. Писал он на меня пасквильные подметные письма, а будучи писарем генеральным, имеючи у себя печать войсковую и подписываясь за меня нередко, потому что я из-за хирогрической заболевания не всегда могу подписывать письма и уневерсалы, издал неверные некие, именованием моим рукою его подписанные и под печатью войсковою. За такое грех повелел я его за крепкий караул взять. Позже и во 2-ой раз он же Кочубей по приказу моему взят же был за караул в тот час, когда близкий его родственник окаянный Петрик передался до орды Крымской и величавый бунт в народе малороссийском учинил».
Эти строчки приоткрывают заавесь над долгими годами жесткого соперничества за власть, которое обе стороны до поры до времени старательно скрывали.
Они даже породнились. Одна из дочерей Кочубея, Ганна, была замужем за Иваном Обидовским, возлюбленным племянником гетмана, которого пророчили в его преемники. Правда, к 1704 г. Обидовский уже умер на полях Северной войны. Младшая дочь Кочубея была крестницей Ивана Степановича и к моменту описываемых событий была ещё очень юной — Мотре исполнилось 16 лет.
В 1702 г. у Мазепы погибла супруга, тихая и неприметная Ганна Фридрикевич (в девичестве — Половец; Мазепа женился в 30 лет на вдове). Хотя она не игралась никакой приметной роли в Гетманщине, никогда не упоминалась в описании официальных церемоний, однако все же гетман, славившийся популярностью у дамского пола, хранил ей верность. По очень мере, никаких фактов романов Мазепы при жизни его супруги историками не найдено. Сейчас положение в корне поменялось: гетман стал вдовцом и завидным женихом — обеспеченный, влиятельный сударь большого края, чувствовавший подъем актуальных сил и одушевление от достигнутого. Дряблым стариком в свои 65 лет Мазепа никак не был.
Французский засол Жан Балюз, побывавший в Батурине как раз в месяцы, когда развивался роман с Мотрей, оставил последующее описание гетмана: «Взгляд у него грозный, глаза блестящие, руки тонкие и белоснежные, как у женщины, хотя тело его сильней, чем тело германского рейтара, и он красивый наездник».
Такое сочетание мужской силы, стальной воли, ясного разума, непомерной власти, богатства с легкостью сразило Мотрю. К тому же Кочубеевна была девушкой образованной, разбирающейся в литературе (одним из подарков гетмана к ней станет «книжечка»), так что эрудиция, начитанность Мазепы тоже оказали свое воздействие. В конце концов, очередной фактор, который представляется очень принципиальным: все говорит о том, что Иван Степанович был от всей души влюблен. А страсть со стороны настолько известного человека не имела возможность не льстить самолюбию девушки. К тому же ухаживал он очень прекрасно.
Сохранившиеся письма Мазепы к Мотре, его переписка с Кочубеем позволяют очень тщательно вернуть действия, разыгравшиеся в Батурине в конце 1704 года.
Меж гетманом и девушкой вспыхнул роман. Предания, сохранившиеся в Батурине, говорят про древний дуб на аллее, соединявшей имения Кочубея и Мазепы (в народе она и на данный момент называется «аллеей кохання»), в дупле которого влюбленные прятали потаенную переписку.
Кроме большой различия в возрасте ситуацию усложняло то, что Мотря была крестницей Ивана Степановича и, по церковным канонам, они не имели возможность пожениться. Правда, для всевластного Мазепы, наикрупнейшго церковного мецената и личного друга украинской и российской духовной иерархии (и Стефан Яворский, и Феофан Прокопович почти во всем были конкретно ему должны собственной карьерой), это была решаемая неувязка. Иной, не решаемой, оказалась позиция родителей Мотри, которые категорически отказались давать свое благословение.
Роковую роль тут игралась Любовь Кочубей, женщина с сильным нравом, имя которой не раз упоминается в источниках в связи с конфликтами. Любовь была дочерью старенького полтавского полковника Жученко, с юношества привыкла к власти, чтоб все подчинялись ее воле. Однако Мотря стояла на собственном. Любовь (Мазепа в собственных письмах называет ее мучительницей, за тиранское обхождение с дочкой) пренебрегала Мотрю, по неким показаниям, даже била. И все завершилось тем, что в один вечер девушка удрала к гетману.
Сколько она пробыла у Мазепы — непонятно, однако скоро он отослал ее назад к родителям в сопровождении стрелецкого полковника Григория Анненкова. Прощаясь в «покое мурованном», Мотря поклялась, «что хоть так, хоть этак будет, однако любовь наша не изменится». Мазепа подарил любимой брильянтовый перстень, «лучше и дороже которого у меня не имеется». Гетман целовал «беленькие ручки» и убеждал, что «если живой буду, то тебя не забуду».
Мотря была недовольна решением Мазепы выслать ее назад домой. Тот разъяснял, что, во-1-х, Кочубеи «по всему свету объявили, что я взял у их дочку ночкой силой и держу у себя заместо наложницы». Во-2-х, гетман откровенно признавался, что если б Мотря оставалась у него в доме, «я бы не сумел никаким образом выдержать, ну и Ваша милость тоже. Стали бы мы с тобой жить так, как супружество велит». Как следует, речь шла все-же о любви, а не о вспышке страсти либо желании плотских утех у человека, который имел гигантскую власть и распоряжался судьбами 10-ов тыщ сограждан. Многие из современных ученых считают, что любовь Мотри и Ивана Мазепы была незапятанной и меж влюбленными так и не вышло физической близости.
Невзирая на всю силу любовного влечения («Моя сердечно возлюбленная, наймилейшая, наилюбезнейшая Мотроненько!.. Сама знаешь, как я сердечно, страстно люблю Вашу милость. Еще никого на свете я не обожал так»), Мазепа поступил великодушно.
Пожалуй, самое колоритное художественное изображение этого эпизода представлено в опере «Мазепа» П.И. Чайковского. Однако то, что происходило по сути, было никак более драматично. Кочубей написал гетману письмо, заявляя, что предпочел бы погибель, чем постигший его позор. («О! горе мне маленькому и от всех оплеванному»). Он выл, что «надежды о дочери моей, будущей моей утехе, обернулась в плач», что его покрывает «горький срам и поношение» и он не может глядеть в лица человеческие.
В ответ Мазепа сейчас тоже не смущался. Он писал, что единственная причина печали — это супруга Василия Кочубея. Что следовало бы на нее наложить неплохую узду (и мундштук), как кладут на кобыл. Ассоциировал Мотрю со святой Варварой, которая тоже бежала от тиранства отца в овчарню. Рекомендовал вырвать из сердца бунтарский дух, навеянный женщиной. И с возмущением спрашивал, о каком блуде может идти речь? В первый раз за все свое гетманство Мазепа открыто писал Кочубею, что шестнадцать лет прощал и закрывал глаза на многие его огромные «смерти достойные» проступки. Речь шла о восстании Петрика и других интригах, в каких учавствовал генеральный арбитр, «однако ничего неплохого, как вижу, ни терпеливость, ни доброта моя не имели возможность сделать».
Гетман пылал жаждой мести («знал бы я, как противникам отомстить»), однако Мотря воспретила ему это делать. Некое время они еще переписывались (в направление декабря 1704 года). Сохранились 12 писем Мазепы к Матрёне. Гетман посылал девушке книжку, брильянтовое колье. Посредниками в их переговорах были некоторая Милашка и Демьян. Мазепа рекомендовал Мотре, от которой отвернулись все ее родные, идти в монастырь, «а я буду знать, что тогда с вашей милостью делать». Мотря сходила с разума, как писал сам Кочубей, «плевала» на отца и мама.
Не меньше страдал и Мазепа («Сердечно от того болею, что… не могу глаз твоих и лица беленького видеть»). К этому времени, видимо, относится одна из 2-ух дошедших до наших дней дум, написанных Мазепой. Гетман обладал суровым литературным даром (об этом есть возможность судить как по его любовным письмам, так и по думе «Всі покою щиро прагнуть»), который отмечал еще А.С. Пушкин.
Длительное время числилось, что других образцов творчества Мазепы не сохранилось. И только когда был введен в научный оборот «батуринский архив», вывезенный в 1708 г. А.Д. Меншиковым, посреди уцелевших материалов была найдена дума «Старик с телом беседует», на которой имеется помета, что она была написана рукою гетмана. Хотя дума уцелела исключительно в российском переводе (в оригинале она была на польском), она представляет собой уникальный эталон творчества Мазепы и дает представление о тех эмоциях, которые он испытывал в связи с романом с Мотрей. В собственной думе Мазепа рассуждал о седоватых волосах и юных желаниях тела, о плотских развлечениях и мучениях ада.
Почему же так категорически были настроены Кочубеи? Некие историки склонны разъяснять бескомпромиссную позицию Любови Кочубей тем, что у нее типо самой был роман с Мазепой. Еще больше фантастичным представляется разъяснение, что Кочубеи знали о потаенных планах Мазепы и страшились за судьбу собственной дочери.
Ни одному историку не удалось отыскать ни одного документа, который говорил было том, что у гетмана до 1706 г. имелись «замыслы будущей измены». И абсолютно нереально представить Кочубея и его истеричную супругу в роли тонких прагматиков, просчитывающих планы гетмана на долгие и длительные годы вперед. К тому же Мазепа был очень немолод, и расслабленно имел возможность умереть, оставив их дочери большие богатства.
Существует и поболее правдоподобное разъяснение. Любовь Кочубей правила своим супругом и наверное подстрекала его в амбициях на булаву. Много лет Кочубей вел интриги, стараясь свалить собственного давнешнего конкурента и занять его место. Любовь уже не раз представляла себя в роли гетманши и сейчас не имела возможность смириться с идеей, что это место займет заместо нее ее дочь. Кочубей, распаленный супругой, считал себя оскорбленным сначала тем, что гетман отдал ему ощутить свою власть. Возвращая Мотрю, полковник Анненков, начальник стрельцов из охраны гетмана, типо заявил Кочубею: «Не только дочь может гетман взять, да и супругу твою отнять у тебя может».
Роман с Мотрей часто считается преддверием и предпосылкой доноса Кочубея. Меж тем эти действия делило более 2-ух с половиной лет, очень драматичных для судеб Украины и Рф, а личные катастрофы отступили на 2-ой план. Мотря за этот период времени успела выйти замуж за отпрыска генерального судьи Василия Чуйкевича — Семёна (а не за самого Василия, как время от времени неверно говорят). Новый избранник Мотри на момент бракосочетания не имел влиятельной должности, однако отлично разбирался в литературе, обладал несколькими языками. Он был высокообразованным человеком собственного времени. Семен Чуйкевич управлял с 1728 года совместно со Степаном Тарновским генеральной канцелярией, был назначен в числе «искусных и авторитетных персон» для перевода «правных книг». В 1730 году по выбору старшин Нежинского полка он становится полковым арбитром.
Есть различные версии предстоящего актуального пути Мотри Кочубей после ее отношений с гетманом. Украинский историк Наталья Яковенко утверждает, что «в 1707 г., отдав дочь за 1-го из казацких старшин, Чуйкевича (с течением времени Мотря совместно с супругом будет сослана в Сибирь, а по возвращении пострижется в монахини), Кочубей послал царю донос» (Нарис історії середньовічної і ранньомодерної України. — Київ, 2005. — С. 403). Эту версию поддержала и русская исследовательница истории Украины Татьяна Таирова-Яковлева: «Роман с Мотрей, почему-либо, как аксиома, считается преддверием и предпосылкой доноса Кочубея. Меж тем эти действия делило более 2-ух с половиной лет, очень драматичных для судеб Украины и Рф. Мотря за этот период времени успела выйти замуж за близкого Мазепе человека — генерального арбитру Василия Чуйкевича. Он был не просто старшиной, однако бывшим дворским Ивана Степановича, возведенным им сначала в звание регента генеральной войсковой канцелярии, а позже уже генерального судьи. Кстати, Чуйкевич не покинет гетмана прямо до Полтавской битвы. Так что предпосылкой экзекуции собственного отца Мотря ни при каких обстоятельствах не была. И разум от горя она не теряла, а напротив — поделила судьбу собственного супруга и была выслана Петром в 1710 году в Сибирь (невзирая на «реабилитацию» собственного отца), где, по-видимому, и умерла» (Мазепа. — Москва, 2007. — С. 165). По другим данным, Мотря приняла монашеский постриг, стала игуменьей Нежинского дамского монастыря и там после тяжеленной заболевания погибла в январе 1736 года, а в 1738 году Семен Чуйкевич женился на вдове роменского обывателя Христине.
По очередной версии, Мотря была монахиней Пушкарёвского Вознесенского монатыря (под Полтавой). В апреле 2009 г. в Полтаве у стенок Вознесенской церкви, принадлежащей УПЦ Столичного патриархата, была сотворена условная, символическая могила Мотри Кочубеевны.
Первоисточники и дополнительные материалы:
Дополнительно на New-Best.com: