Календарно-обрядовые песни — это вид устного обрядового фольклора, который связан с классическими ритуалами и обычаями.
В классическом обществе фольклор был неотъемлемой частью народного быта. Он аккомпанировал первую пахоту и уборку последнего снопа в поле, молодежные гулянья и рождественские либо троицкие ритуалы, крестины и женитьбы. Обрядовые песни числились таковой же неотклонимой составной частью ритуала, как и главные обрядовые действия. Числилось даже, что в том случае не будут выполнены все обрядовые действия и исполнены сопровождающие их песни, то не будет достигнут хотимый итог.
Календарно-обрядовые песни относятся к древнему виду народного творчества и получили свое заглавие из-за связи с народным сельскохозяйственным календарем — распорядком работ по временам года.
По собственной форме эти песни — короткие стихотворения, которые одним штрихом, двумя-тремя строчками обозначают настроение, лирическую ситуацию.
В направление долгого времени после принятия христианства в народе продолжали жить языческие празднички, связанные с земледельческим календарем, и их отправление сопровождалось надлежащими обрядовыми действиями, играми и песнями. В одной из российских летописей XIII века упоминается о праздничке в честь «беса Купалы», которому «еще и доныне в неких местностях сумасшедшие совершают поминание». В ночь с 23 на 24 июня, когда происходило это празднование, «собирается обычный люд обоего пола и сплетает для себя венки из съедобных травок и кореньев и, перепоясавшись зелень, разводят огнь, расставляют зеленоватые ветки и, взявшись за руки, прогуливаются вокруг огня с пением песен, поминая Купалу; позже прыгают через огнь, принося жертву этому бесу». В украинском летописном своде, известном под заглавием Густынской летописи, описывается ритуал колядования, соверщаемый в канун рождества: «А поют песни некия, в их же аще о Рождестве Христовом поминают, а болие коляду беса величают». Приверженность к этим языческим ритуалам осуж-дается и в бессчетных церковных назиданиях.
По мере проникания христианской религии в широкие на-родные массы идолопоклонство как целостная система верований начинало распадаться, и отдельные его элементы сохранялись только как пережиток. Вышло типичное смешение 2-ух религиоз-ных систем, которое древнерусский книгоед называет «двоевери-ем». Люд вроде бы приспособил усвоенные им догматы христианско-го вероучения к обычным для него обычаям и представлениям. Академик Д.С. Лихачев уделял свое внимание на то, что в церковных обличе-ниях начиная с XII и прямо до XVII века «осуждается не вера в языческих богов, а выполнение языческих обрядов». «И это далековато не случаем, — добавляет исследователь. — Языческий ритуал не только лишь в XII веке, да и еще позже продолжает жить независимо от самого язычества».
Освобождаясь от собственного практического актуального предназначения и утрачивая смысл прямого волшебного воздействия на силы при-роды, ритуал больше становился элементом игры, переключал-ся из религиозно-магической в эстетическую плоскость. Д.С. Лихачев писал:
Это «переключение» языческой обрядности не имело возможность совершиться в конце X-XI веках, когда связь меж языческим ритуалом и языческой религией ощущалась еще очень очень. Оно стало реальным фактом только с периода феодальной раздробленности, когда христианизация населения сделала огромные успехи
Однако в том случае та система верований и представлений о мире, с которой связана была языческая обрядность, равномерно забывалась и отмирала, то наружные формы ритуала оказывались еще более стойкими и жизнестойкими. Они не перетерпели существенных конфигураций со времени Древней Руси, в чем есть возможность убедиться, сравнивая, к примеру, летописное описание «поминания беса Купалы» с тем, как еще не так давно отмечался в деревнях этот веселый летний праздничек, приуроченный к дню Иоанна Крестителя. Выполнение обрядовых песен там, где они еще продолжают обширно бытовать, до сего времени подвергается серьезной регламентации, хотя ее реальный смысл навряд ли может быть объяснен исполните-лями. Это касается сначала календарной приуроченности.
Песни календарно-обрядового цикла (в отличие от лирических и ряда других) поются исключительно в определенное время года, и вынудить деревенского певца исполнить их в какое-нибудь другое время было тяжело.
Свойственна также и особенная манера, в какой их было при-нято петь. Вот, к примеру, как обрисовывает К.В. Квитка выполнение парубками и девушками колядки, записанной им в 1898 году в одном из украинских сел:
Парубки держались во время колядования особо серьезно и строго, девушки — непосредственно, однако скром-но. Лица парубков выражали сознание значимости совершаемого действия и сосредоточенность. На лицах девушек я не увидел следов какого-нибудь подъема, торжественного настроения, пере-живаний художественного порядка… В их манере держать себя и в выражении лиц главное было — благопристойность…
В иной работе К.В. Квитка пишет:
Я лично в Подолье над Днестром следил только сдержанное, праздничное пове-дение девушек, в одном селе даже мрачное выражение лица при выполнении вешних игровых песен.
В этой специфичной манере выполнения обрядовых песен есть возможность усмотреть пережиток тех пор, когда ритуал был еще не игрой, а делом большой актуальной значимости.
Обрядовая песня являлась неотъемлемой частью того сложного синтетического целого, какое представлял собой языческий ритуал, и не мыслилась вне этого синтеза. Как отмечалось рядом исследо-вателей и собирателей народного творчества, ее никогда не поют просто «для себя», наедине в часы досуга. Это песня коллективно-го действия, поющаяся всегда хором и, чаше всего, сопровож-даемая надлежащими движениями (хоровод, пляска, шествие).
Устойчивость и всепостоянство форм народного ритуала дает основание полагать, что и напевы обрядовых песен сохранили в собственном мелодико-ритмическом и ладовом строении черты отдаленного прошедшего. Ритуальный момент, наличествующий в йполненни многих песен, содействует бережному отношению к традиции и принуждает строго и кропотливо охранять ее от личного произвола и проникания чуждых частей. Отдельно важную роль в консервации напевов играет функциональность фольклора вообщем и а именно — связь песен с ритуалом, коллективное пение и глубочайшая привязанность фермеров старшего поколения к традициям, которые есть возможность именовать «неписаными законами села».
Потому классические крестьянские песни стали носителями настолько определенной материала, что по одному только напеву есть возможность найти жанровую принадлежность песни». Напевы обычных крестьянских песен, а прежде всего тех, которые принадлежат к обрядовым либо трудовым и исполняются коллективно, представляют надежный материал для исследования дальнего прошедшего музыкальной цивилизации населения земли.
Российская народная обрядовая поэзия теснейшим образом связана со старенькым обычным бытом и совместно с тем таит внутри себя необычное достояние поэзии, которая выдержала многолетнее испытание временем.
Источники и Полезные ссылки:
Дополнительно на New-Best.com: